18 Декабря 2024 17:19 18 Дек 2024 17:19 |

Поделиться

Как убедить директоров промышленных предприятий в нужности цифровизации? Мнение «Росатома»

Для меня самого эта тема очень близка и интересна. Ведь сквозные цифровые технологии (СЦТ) и управление данными — важная (хотя, разумеется, далеко не единственная) вахта компании «Цифрум» в рамках реализации Единой цифровой стратегии Росатома. В этой сфере мы выступаем в качестве центра компетенций, отраслевого консультанта, методолога, а зачастую и — инициатора перехода на СЦТ. Причем не только в периметре атомной отрасли, но и в рамках совместных программ с государством, партнерами.

Теперь — к сути вопроса.

Образ результата

В том, что касается способности создавать и эксплуатировать сквозные цифровые технологии, у нас в стране нет вообще никаких проблем. Да, западные вендоры ушли. Да, возникли определенные неудобства. Но далеко не фатальные. А по широкому классу ИТ-решений уже удалось обеспечить замещение.

Но для того, чтобы руководители в промышленности на всех уровнях, от начальника цеха до директора предприятия, начали проявлять волю к развертыванию современных цифровых решений, необходимо четко объяснить им, какие результаты будут получены. И чем любое новое решение, условно — система предиктивной аналитики эксплуатации производственного оборудования на базе искусственного интеллекта, будут лучше привычных электронных таблиц с графиком обслуживания станков.

Так вот, на мой взгляд, одна из главных сложностей перехода российской промышленности на передовые сквозные цифровые технологии — это проблема доставки бизнес-ценности.

Надо учиться вести разговор с производственниками, прежде всего, в терминах эффектов цифровизации — как прямых, так и косвенных. Тем более, что обе стороны — и промышленные заказчики, и поставщики цифры — всё лучше начинают слышать друг друга в таком диалоге. Без этого невозможно двигаться дальше. Необходимо «на берегу» договариваться не только о том, что мы внедряем (технологию, решение), но прежде всего о том, зачем мы это делаем.

Кстати, этот вопрос я всегда задаю своим коллегам. Важно понимать, для чего мы собираемся реализовать тот или иной проект. Какую задачу перед нами ставит производство как заказчик, как ее формулирует. Требуется увеличить объем продукции или повысить темпы ее выпуска? Снизить износ оборудования и долю брака или повысить производительность труда и сократить персонал? А может быть, предприятию важнее «свести экономику»: не только целиться, но и попадать в конечную стоимость конечной продукции?

Цифровизация — не волшебная таблетка, которая за один прием решает все проблемы. Каждая из перечисленных задач требует особого подхода и своего решения. А значит, для любого цифрового проекта в реальном секторе прежде всего должна быть четко определена его бизнес-ценность. Остальное — дело техники.

Три модели: «покупать», «уметь», «лидировать»

Но не всё так просто даже в условиях четкого целеполагания. Для того, чтобы внедрение сквозных цифровых технологий в промышленности стало «делом техники», необходимы соответствующие знания и навыки. И здесь у заказчиков есть три основных варианта, три возможные модели: привлекать компетенции на открытом рынке («покупать»), формировать собственную экспертизу («уметь») и, наконец, самим становиться центрами компетенций по внедрению отдельных цифровых технологий («лидировать»).

Попробую проиллюстрировать на примере Росатома. Тем более, у нас в отрасли сегодня применяются все три подхода.

Хорошо известно, что Росатом — один из крупнейших корпоративных потребителей ИТ в стране. Более того, корпорация выступает одним из лидеров перехода российской промышленности на отечественные решения. Если мы видим, что те или иные внешние разработчики способны дать эффективный ответ на наши запросы, — скорее всего выбор по итогам конкурсных процедур будет сделан именно в пользу «решения с открытого рынка». При этом для нас очень важны референс-проекты. Например, если речь идет о добыче, мы тщательно изучаем опыт внедрений цифровых технологий другими крупными игроками этого сектора.

Одновременно в Росатоме формируется и крепнет собственная цифровая экспертиза. В том числе, благодаря многолетним программным разработкам, которые осуществляются предприятиями отрасли. Прежде всего это относится к производственным технологиям как подклассу сквозных цифровых технологий. В таких сферах, как математическое моделирование и инженерный анализ, управление полным жизненным циклом изделий, машинное зрение и предиктивная аналитика на основе искусственного интеллекта — мы уже обладаем уникальными компетенциями. Создаем коммерческие цифровые продукты и тиражируемые консультационные, внедренческие практики.

Наконец, цифровое видение Росатома до 2030 года прямо формулирует стремление госкорпорации к роли лидера по ряду приоритетных для нас цифровых технологий. Причем позиция технологического лидера для Росатома — ещё и важное условие реализации важнейшего элемента миссии госкорпорации: выступать гарантом технологического суверенитета.

Здесь в нашем неформальном «внутреннем рейтинге», конечно, лидируют квантовые технологии. Напомню, в рамках соглашений с правительством Росатом отвечает за реализацию национальной дорожной развития квантовых вычислений. А в соответствии с новым нацпроектом «Экономика данных» госкорпорация будет курировать еще и направление квантовых сенсоров. Кстати, именно у нас, в атомной отрасли уже стартовала первая в России отраслевая программа внедрения квантовых вычислений. В том числе, квантовых алгоритмов. Формируется пул проектов (из около десяти), в рамках которых продукты и сервисы квантовых вычислений будут использоваться при решении модельных задач. С 2026 года запланирован переход уже к практическим задачам. Так что, на горизонте 2030 года будут представлены конкретные эффекты использования квантовых вычислений в производственных процессах атомной отрасли.

Новое индустриальное ПО, а особенно математическое моделирование, инженерный анализ, управление жизненным циклом изделий — еще одна ниша, в которой Росатом исторически занимает сильные позиции.

Разумеется, мы стремимся сформировать лидерскую экспертизу в области искусственного интеллекта, прежде всего — промышленного. Причем здесь мы видим очень интересные перспективы, которые открываются благодаря синергии с основным бизнесом госкорпорации.

Цифра + основной бизнес =…

Мне кажется, сегодня важно говорить не об абстрактных преимуществах той или иной цифровой технологии, а о том синергетическом эффекте, который цифра может дать в сочетании с основным бизнесом промышленного заказчика.

Для примера — продолжу тему искусственного интеллекта. В течение 2024 года связка «Искусственный интеллект + ЦОДы + атомная энергетика» вышла на первые полосы СМИ. Оказалось, что цифровая инфраструктура, а особенно большие языковые модели ИИ и дата-центры, наполненные стойками со специализированными процессорами, чрезвычайно «прожорливы» с точки зрения потребления энергетической мощности. Крупнейшие мировые ИТ-корпорации уже тратят больше электроэнергии, чем десятки небольших стран в совокупности. И это только начало. При этом подавляющая доля электроэнергии в мире производится далеко не «зеленым» способом. Передовые цифровые технологии начинают оставлять растущий углеродный след. А это уже «пятно» на глобальной репутации «цифры».

Тем временем АЭС — эффективный способ низкоуглеродной генерации. Поэтому глобальные ИТ-корпорации заявили о своей готовности пойти в атомную энергетику.

Атомная энергетика становится все более значимым фактором дальнейшего развития цифры в мире. И этот шанс, как считаем мы в Росатоме, нам нельзя упустить.

Наша страна занимает первое место в мире по величине портфеля заказов на сооружение АЭС: на разной стадии реализации находятся 39 энергоблоков (включая шесть блоков малой мощности) в 10 странах. И пока ведущие мировые ИТ-корпорации пытаются «зайти» на территорию низкоуглеродной генерации электроэнергии, перед нами открывается возможность предложить — как на внутреннем, так и на мировом рынке — комплексное, энергетически эффективное цифровое решение. Для этого в стране есть и «атом», и «цифра».—

Кстати, в России тренд на рост энергопотребления в связи с популярностью ИИ также хорошо заметен. Это актуальная тема для всего российского рынка инфраструктуры обработки данных. Более того, это вызов. Ведь необходимо обеспечить растущую индустрию ИИ в стране как вычислительными, так и инфраструктурными, энергетическими мощностями.

Эксперты российского рынка дата-центров подтверждают: реализация проектов в области ИИ становится одним из источников роста среднего энергопотребления одной стойки в ЦОД. Еще в прошлом году, по оценкам, средний показатель составлял менее 5,5 кВт на одну стойку. А сегодня, с учетом роста популярности ИИ, клиенты дата-центров могут поднимать запрос энергопотребления до десятков, а в пиковых случаях — до 100 кВт на стойку.

Как глобальный энергетический лидер и заметный игрок рынка ЦОДов, Росатом видит все эти тенденции. И, конечно, учитывает при формировании долгосрочной бизнес-стратегии.

Воля клиента

Еще одна тема, которую хотелось бы затронуть в этой колонке — об отличиях и сходстве процесса цифровизации в промышленности и на рынках FMCG.

Во многих сферах, связанных с массовым обслуживанием — от государственных услуг до финтеха, сетевой розницы, онлайн-торговли и индустрии шеринга — наша страна как минимум входит в число мировых лидеров. А по некоторым показателям, думаю, вполне может поспорить и за первое место. Причем для таких выводов зачастую не требуются отчеты аналитиков. Достаточно личных ощущений.

Каждый из нас — розничный покупатель, пациент клиники, клиент банка. Недавно я общался с коллегами по ИТ-рынку, которые продемонстрировали мне интерфейсы мобильных приложений двух банков. Оба банка – крупные, заметные: один на Восточном побережье Средиземного моря, другой в южной Европе. Ну что сказать… «Скромненько, бедненько». У нас такое было, наверное, где-то между 2005 и 2010 годом.

В России цифровизация ритейла, в том числе банковской розницы, сделала огромный рывок вперед. Но здесь важен вопрос — почему массовые рынки так быстро бегут по треку цифровизации. Мне кажется это происходит потому, что массовый потребитель «не прощает ошибок» магазину, частной клинике, банку, страховой компании… Всё это очень конкурентные рынки, где есть альтернативы. Не понравилось — ушел к другому продавцу, в другое финансовое учреждение, купил у другой компании страховку.

Оптимизация расходов на управление товарными потоками, эффективные маркетинговые акции, быстрое получение мнений клиентов, новые каналы продаж… На массовом рынке всё это можно реализовать только при условии тотального перевода всех бизнес-процессов в цифру. То есть, вопрос доставки бизнес-ценности до руководителей розничных бизнесов давно снят как таковой.

В промышленности же все несколько иначе. Причем особую ценность здесь играет такой показатель, как стабильность цепочек кооперации.

Контрагент, поставляющий на ваше производство валы, электродвигатели или стальные конструкции, может быть очень плохо «автоматизирован». Но он отгружает вам комплектующие стабильно вот уже десять лет. И у вас долгосрочный контракт, благодаря которому вы будете гарантированно получать валы-моторы-сталь и завтра, и послезавтра. Так неужели вы уйдете от такого поставщика только потому, что вам приходится обмениваться с ним экселевскими табличками по электронной почте вместо того, чтобы объединить друг с другом современные системы управления ресурсами?

Конечно, у любой цепочки промышленной кооперации тоже есть конечный клиент. И потребитель (шире — рынок) всё в большей степени «стимулирует» цифровизацию по всей сети производственной кооперации. Но сложность управленческих, а особенно производственных процессов в промышленности существенно выше, чем в ритейле. Поэтому и скорость цифровизации — несколько ниже. Зато долгоиграющий «накопленный» эффект, напротив, может оказаться более существенным, чем на «быстрых» рынках FMCG, где любые эффективные цифровые решения мгновенно копируются конкурентами.

Так что, в промышленности потребитель тоже «рулит». Например, производители пищевых продуктов с точки зрения цифровизации живут «в ритме» массового розничного покупателя. Здесь связь с потребителем — почти прямая. Точно так же производители автомобилей получают мощнейший стимул в части цифровизации производства от дилерских сетей. А есть «штучные» промышленные изделия: морские суда, космические аппараты, АЭС, где цифра по мнению конечных потребителей становится неотъемлемой частью конечного продукта

Поэтому при всех различиях с точки зрения управления цифровизацией, между розницей в широком смысле и производством — много общего.

И последнее. Мне кажется, во всех дискуссиях о цифровых технологиях в промышленности важно не забывать главное: данные — это «топливо» цифровизации. Если данных нет или вы по каким-то причинам не можете бросить их «в топку» ИТ-решений, цифровизация не взлетит.

В промышленности это особенно сложная тема. Упрощая: нередко случается так, что данные по «гайкам» есть, а по «болтам» — нет. Тем временем «на полку» необходимо поставить товар, в производстве которого используются и «гайки», и «болты». И сотни, порой тысячи других элементов широкой номенклатуры.

Поэтому любой разговор о цифре в промышленности на самом деле начинается со слоя данных. Это фундамент, на котором формируется все здание цифровизации, если иметь в виду современную концепцию управления жизненным циклом продукции в промышленности.

Уверен: чем раньше все участники процесса цифровизации промышленности примут это утверждение за правило, тем выше будут темпы цифровой трансформации реального сектора в целом.

Поделиться

Подписаться на новости Короткая ссылка